В прошлом месяце завершился первый сезон телесериала «Американские боги» - одного из лучших по версии американских критиков.
Если вам интересно, какое отношение он имеет к нынешней холодной войне — давайте об этом поговорим.
Немного исходных данных. Литературная первооснова многосерийного телефильма — одноименный роман британского писателя Н. Геймана, написанный на рубеже тысячелетий. Книга запомнилась небанальной концепцией, дающей простор:
- Все народы, прибывавшие в Америку в разные эпохи, притаскивали туда с собой своих богов, а также демиургов, трикстеров, джиннов, лепреконов и прочую нечисть.
- Боги, в соответствии с турбо-юнгианским подходом автора, рождаются в сердцах людей, в них верящих. Они питаются человеческой верой, выражающейся в жертвах и подношениях. При этом они имеют плоть, кровь и вообще человекоподобны — хотя и обладают некоторым количеством, кто каким, суперсил.
- В трудной обстановке конца XX — начала XXI столетия, когда поклонение прежним богам вытесняет тут и там плоская поп-культура, старые боги объединяются для того, чтобы дать т.н. «новым богам» масс-медиа и техники решительный бой и вернуть человечеству прежний ужас перед собой, а себе — прежнюю любовь, молитвы и жертвы человечества.
Потом, конечно, выяснится, что всё это хитрый замут конкретного старого бога — американского издания Одина, прибывшего ещё с викингами в первом тысячелетии. Но это уже подробности, относящиеся к сюжету, но не к идее.
А мы с вами поговорим строго об идеях — причём не книги шестнадцатилетней давности, а свежего телесериала.
(Что тут важно помнить, уважаемые читатели: самый сок всего передового масс-культа планеты сегодня — это вне всякого сомнения американские сериалы. Нетфликс, старз, эйч-би-оу, даже сайфай — вот масс-культурный авангард, а вовсе не громоздкие полнометражные бронтозавры, в которых под гнётом бюджетов и продюсерской мафии почти стирается разница между разными режиссёрами. И сейчас сериалы — это уже не «кузница кадров для полного метра»: в тех же «богах» богов играют самостоятельные телезвёзды, которым этот самый полный метр не очень-то упёрся: Джиллиан Андерсон, Иэн Макшейн, Орландо Джонс. То есть когда мы тут анализируем отдельно взятый популярный сериал класса премиум (а он в данном случае именно такой) — мы по умолчанию считаем, что он выражает дух времени. Можно, конечно, лишний раз напомнить нам, что это всё чистое развлекалово — но, во-первых, не следует недооценивать развлекалово. А во-вторых — сверхпопулярным становится развлекалово, что-то цепляющее в душах зрителей. Поэтому обсуждений и рассуждений заслуживают даже саги про сумерки (в конце концов, не зря же сегодня в США действуют компании по переливанию зажиточным старичкам крови юношества, и клиентов у них достаточно, и о них пишет the Economist. Искусство будь здоров как влияет на реальность)).
...Ну так вот, сериал «Американские боги».
Дух времени лучше всего, конечно, проявляется в различиях между фильмом и написанной где-то к 2000 и изданной в 2001 году книгой.
Самое простое и бросающееся в глаза — это густой слой расово-гендерного разнообразия и политической корректности, намазанный на историю прошедшими годами.
Так, если в книге главный герой — смуглый брюнет, подозреваемый окружаюшими то в цыганстве, то в мулатстве, то в фильме он несомненный ямайский негр.
Если в книге смелый эпизод секса арабского иммигранта с джинном-таксистом — просто эпизод, то в фильме араб, ищущий своего случайного любовника-ифрита, произведён в постоянные герои и присоединяется к одной из основных сюжетных линий.
Ну и вообще белые англосаксонские американцы (начиная с викингов, которые англосаксами, строго говоря, не были) в сериале изображаются почти исключительно как маньяки, одержимые убийством. Вот викинги во славу Одина оттяпывают друг другу всё любое на диком американском пляже. Вот какие-то злобные твари в стетсоновских шляпах, с крестиками и гравировкой «во славу Божию» на ружьях, отстреливают нелегальных мексиканских иммигрантов. Вот целый город блондинистых, упоротых на оружии белых с какими-то фашистскими повязками на руках работает на оружейном заводе, руководимом лично Вулканом (то есть Гефестом, богом-кузнецом и богом-оружейником).
Ну и резко отрицательные, бездушные и механистичные «новые боги» Медиа, Хайтеха и Глобализации — тоже, естественно, белые.
Это не значит, что боги, представленные чернокожими или ирландцами, положительны. Нет, они тоже хищны по-своему. Но они, если можно так выразиться, хищники экологичные, занимающие свою нишу и отвечающие каждый за свою страсть человеческую, понемногу питающиеся подношениями и занятые либо мирным мошенничеством, либо проституцией (тут клиент сам виноват). Либо вообще честно немного шьют или содержат похоронные бюро.
Но это на самом деле мелочи, уважаемые читатели.
Не мелочи — другое.
Не мелочи — это зашкаливающее, упивающееся и крупнобюджетное неоязычество фильма в самом грубом смысле этого слова.
В этом самом грубом смысле неоязычество — это, граждане, никакие не реконструкторы, носящие вышиванки с джинсами и изобретающие наново Гармонию с Силами Природы, предполагающую натужное впихивание в сельские посевно-урожайные ритуалы некоей высокой философии.
В самом грубом смысле неоязычество — это искреннее упоение инстинктами, реабилитация инстинктов и безусловное почитание инстинктов превыше этики.
И дело тут не в том, с какой любовью демонстрируются подставы, интриги, увесистые гениталии и боевая расчленёнка. В принципе ещё со времён «Рима» (сериала, в смысле) стало понятно, что кровища, подлости и телеса — это вот самое оно для продвинутой публики. Тут «Американские боги» всего лишь обналичивают требования духа времени на подходящем материале. Так же, как на другом подходящем материале это делает какой-нибудь «Карточный домик».
Дело не в этом. А в том, что эта самая игра инстинктов принципиально обнуляет ту этическую систему, в которой наша культура, собственно, и родилась — христианскую.
И это уже не я домысливаю. В фильм неслучайно введён Иисус Христос. Причём не один.
В книге писатель Гейман не отважился замахнуться по-настоящему на Христа. У него Иисус не появляется, а лишь поминается дважды вскользь старыми богами — в первом случае как «везучий мальчишка», во втором — комично-злорадно: «один парень видел, как он стопил машины в Афганистане, и никто не его не подобрал».
В сериале же последний эпизод сезона показывает нам пасхальное пати у древнегерманской богини весны Эостре (следов поклонения не сохранилось, просто имя перекочевало в английское именование Пасхи Easter). Весь особняк богини заполнен толпой разноцветных бородатых хипарей в нимбах, «потому что у разных народов и иисусы разные». Иисусы беспомощно толпятся, подходят к ручке богини, у которой они украли праздник. И один из них, медитирующий в лотосе с бокалом на волнах бассейна, сообщает главному герою, что «так или иначе он попадёт туда, куда его ведут чувства (о как)».
Эта карикатура, уважаемые читатели, не просто бессмыслица. Мало того, что она девальвирует Христа путём печатания кучи копий. Так ещё и сознательно приравнивает центральную фигуру этики миллиардов людей и тысяч лет к разнообразной анимистической, погодной и профессиональной нечисти тёмных веков.
И у меня есть версия, почему так.
Потому что в мире, где Христос не карикатура, а всерьёз — у всех инстинктов есть вполне определённое место. И реабилитировать их, любоваться и упиваться ими — дурно, нельзя, их должно преодолевать.
Но такой мир совершенно не стыкуется с сегодняшней передовой идеологией.
Эта передовая идеология предполагает, что тёмных своих инстинктов стесняться не следует, поскольку они как раз и формируют твою уникальную личность. Подавлять инстинкты — значит подавлять себя. Напротив, их следует удовлетворять, реализовывать и носить торжественно напоказ. Требовать, чтобы твои уникальные инстинкты уважали. И вообще — легитимизация разнообразия самовыражающихся инстинктов и является на сегодня главным фронтом борьбы за счастье каждого.
Именно важностью этой борьбы, нам непонятной, объясняется, например, дикий медийный хай, вторые сутки царящий вокруг права т.н. трансгендеров служить в американской армии. Есть ли в армии эти самые трансгендеры и если да, то сколько (они и на гражданке-то в следовых количествах) — дело десятое. Важен сам факт, что какой-то уникальный букет инстинктивных девиаций объявлен препятствием для самореализации в какой-то сфере деятельности.
Такая борьба за равенство, конечно, есть просто обманка, вытесняющая многовековое человеческое стремление к социальной справедливости. Но эта обманка востребована не только элитами — она востребована и значительной частью передовых обществ. Востребована хотя бы потому, что требует куда меньше (усилий, лишений, борьбы с собой, знаний), а инстинкт борьбы — вполне удовлетворяет.
И понятно, что эта «идеология инстинктов» видит своим врагом христианскую этику, в принципе построенную на борьбе с собой, на освобождении себя от диктата бессознательного, на отрицании власти страстей над людьми.
И поэтому в новой всемирной культуре реабилитированных инстинктов христианство изображается (практически без исключений) обычно злобной карикатурой — сборищем безликих изуверов, подавляющих самих себя и потому желающих подавить всех вокруг.
И поэтому те, кто не желает вольно самовыражаться, а упорствует в следовании этим изуверским заповедям и запретам — в продвинутой культуре прочно заняли место закомплексованных, отсталых и опасных дураков.