Похоже, что ближневосточные лидеры стремятся заслужить расположение Китая. На фоне шумихи вокруг региональной политики США ближневосточные элиты окружили Китай всяческими почестями и ездят в Пекин, чтобы подписать широкий спектр двусторонних соглашений. Например, с 2014 года президент Египта Абдель-Фаттах ас-Сиси посетил Китай шесть раз, пишет Галип Далай в статье для издания Project Syndicate.


Несмотря на то, что большая часть взаимодействия между правительствами Китая и Ближнего Востока по-прежнему сосредоточена на энергетических и экономических вопросах, сотрудничество постепенно затрагивает и другие сферы, включая сферу обороны. Кроме того, Саудовская Аравия и ОАЭ недавно объявили о планах включить изучение китайского языка в свои национальные учебные программы. Более того, обе страны (и другие страны региона) терпимо относятся к преследованию уйгурского населения в Китае, которое широко осудили на Западе.

Здесь могут возникнуть два вопроса. Во-первых, почему ближневосточные государства решили сделать ставку на Китай? Во-вторых, в какой степени Китай может заполнить политический вакуум в регионе, возникший в связи с сокращающимся присутствием США?

На первый взгляд вновь обретенная Ближним Востоком любовь к Китаю может озадачить. Консервативные арабские режимы всегда с подозрением относились к коммунистическому Китаю и установили с ним дипломатические отношения только в 1980-х или начале 1990-х годов. Более того, многие страны региона имеют давние оборонные связи с США. Тем не менее некоторые из этих союзников США, особенно Египет, ОАЭ и Саудовская Аравия, подписали соглашения о всеобъемлющем стратегическом партнёрстве с Китаем.

Такое развитие событий вызывает растущее беспокойство в Вашингтоне. Правительство США также выразило Израилю свою озабоченность по поводу его сотрудничества с Китаем в области технологий, имеющих важное стратегическое значение. Появление китайских технологических компаний Huawei и ZTE на израильском рынке серьёзно беспокоит Вашингтон.

Между подходами США и КНР к альянсам и партнёрству есть одно существенное отличие, по крайней мере, на Ближнем Востоке. Помня о неполноценности своего регионального влияния по сравнению с США, Китай всячески избегает возникновения ситуаций, когда тому или иному ближневосточному государству пришлось бы делать выбор между двумя державами. США, напротив, часто выступают за то, чтобы их союзники делали выбор в их пользу.

Китай остаётся привлекательным партнёром для ближневосточных стран, и для этого есть несколько причин. Начнём с того, что Китай представляет собой динамично развивающуюся страну, лидеры которой очень подозрительно относятся к народным протестам и процессу демократизации. В число главных внешнеполитических приоритетов КНР входит укрепление экономических связей, обеспечение безопасных поставок энергоресурсов и защита региональных инвестиций. Китай хочет экспортировать на Ближний Восток товары широкого потребления, а не политические идеи.


Более того, подобно Китаю, многие ближневосточные режимы пытаются укрепить свою легитимность посредством экономического роста и развития, а не за счёт реальных политических реформ. Все ещё помня о событиях «арабской весны» 2011 года, несколько ближневосточных правительств объявили о запуске амбициозных национальных программ, направленных на повышение уровня жизни населения. Например, Саудовская Аравия запустила программу «Видение Саудовской Аравии 2030», а Кувейт — «Видение-2035». При этом Китай обладает прекрасным послужным списком с точки зрения поддержки экономического развития без необходимости проведения политических реформ. Данное обстоятельство также не может не привлекать арабских самодержцев.

Наконец, более крепкие связи с Китаем и Россией — это привлекательный вариант для ближневосточных правителей на фоне их непростых отношений с Западом. Примером тому может послужить поездка наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда бен Салмана в Азию в начале 2019 года, всего через несколько месяцев после убийства обозревателя The Washington Post Джамала Хашогги в консульстве Саудовской Аравии в Стамбуле. Отвергнутый Западом, наследный принц Саудовской Аравии пытался нормализовать свой международный имидж с помощью азиатского саммита. С этим же связаны и многочисленные поездки египетского президента в Китай после кровавого переворота в Египте в 2013 году.

Что касается Ирана, то растущая изоляция страны от Запада также подталкивает его к более тесному сотрудничеству с Китаем. С тех пор как США вышли из иранской ядерной сделки 2015 года и восстановили антииранские санкции, более тесные отношения с Китаем превратились в насущную необходимость. Китай, в свою очередь, в полной мере воспользовался этим и вынудил Иран принять китайские условия в рамках двусторонних отношений и торговли.

В то же время Китай, похоже, осознаёт, что он не может играть значимую роль в решении сложных политических проблем и проблем безопасности на Ближнем Востоке, таких как израильско-палестинский конфликт или сирийский кризис. Здесь США по-прежнему остаются ключевым внешним игроком.


С другой стороны, региональное влияние США особо не беспокоит КНР, в принципе, в регионе не должно возникнуть конфликта интересов между двумя странами. Несмотря на наличие военно-морских баз КНР в Джибути и пакистанском Гвадаре, Пекин не стремится к расширению своей политической роли на Ближнем Востоке. Кроме того, стремление США к обеспечению региональной стабильности, в частности в Персидском заливе, может сослужить КНР хорошую службу с точки зрения защиты его региональных энергетических и экономических интересов.

В отличие от США, у Китая нет особых отношений ни с одной ближневосточной страной. В результате этого его подход можно назвать транзакционным, поскольку Китай избегает геополитических проблем, извлекая выгоду из недовольства региональных правителей политикой США в целях продвижения собственных экономических интересов. Однако в таком нестабильном регионе, как Ближний Восток, ключевой вопрос заключается в том, как долго региональный подход Китая останется неизменным.