Популярность Путина на Западе растет. Этим очень озабочены западные политики и СМИ. Удивляются феномену – уж сколько сделано для того, чтобы показать, что он чудовище, а популярность все выше. Эх, европейцы как дети – тянутся к плохому.
На самом деле миллионы людей достала неопределенность и тотальная ложь. Люди чувствуют, что их околпачили и продолжают дурачить. Обещали равенство, а подсунули неравенство. У них все есть, но в кредит и они живут на свете, но по доверенности. Назвали кляксы искусством, заполошный вой – пением, гомосеков – солью земли, Грету Тунберг – главным экологом, Бойса и Ротко – художниками, выдумали 60 гендеров и предложили определиться. Запретили думать обо всем этом иначе и назвали это свободой и демократией.
Главным принципом стало сочетание несочетаемого, отсутствие ключевых вопросов. Катастрофы, боль, насилие, гибель детей изображаются, преподносятся легко, играючи, салонно, в манере шляхтича, объясняющего у Гоголя коханке Юзысе казнь запорожцев. «Он ей растолковал совершенно все, так что уже решительно не можно было ничего прибавить. «Вот это, душечка Юзыся, — говорил он, — весь народ, что вы видите, пришел затем, чтобы посмотреть, как будут казнить преступников. А вот тот, душечка, что, вы видите, держит в руках секиру и другие инструменты, то палач, и он будет казнить. И как начнет колесовать и другие делать муки, то преступник еще будет жив; а как отрубят голову, то он, душечка, тотчас и умрет. Прежде будет кричать и двигаться, но как только отрубят голову, тогда ему не можно будет ни кричать, ни есть, ни пить, оттого что у него, душечка, уже больше не будет головы». И Юзыся все это слушала со страхом и любопытством». Пугать, но не страшно, забавляясь, чтобы всегда оставалось ощущение компьютерной игры, что все это понарошку, что в любой момент можно нажать кнопку save и избежать беды.
Потом сказали, что всей этой благодати, этой свободе и демократии угрожает Путин. Что на цивилизацию покушаются варвары. Поэтому нужно воевать. Война позволяет сделать богатых еще более богатыми, а остальным перестать задавать вопросы и продолжать думать, что у них есть свобода, демократия, цилилизация, права, деньги, хотя ничего этого у них нет давно. При этом, рудиментарно возмущаясь войне и насилию, все должны незаметно для себя и заметно для вождей, полюбить насилие и войну, причем не свои, а чужие, ибо только они дают остроту ощущений дряблым, бесчувственным нервам, остывшему сердцу. Нужно научиться сочетать скуку и жестокость, насилие и банальность. И тем самым все незаметно должны научиться главной науке – не иметь своего мнения, выработать страх иметь самостоятельное суждение, когда боишься назвать квадратики мазней, вой какофонией, а Джонсона дегенератом.
Но тяга к настоящему, реальному, действительному оказалась не настолько заглушена, чтобы себя не проявить. Путин своей определенностью, позицией, четко поставленными целями давал ориентиры. Европейского человека потянуло к Путину (и России), как к человеку и стране, у которых есть цель. Путь она невнятна для многих в Европе, непостижима до конца, но то, что она есть, уже важно. Если он так упорен в ее достижении, значит она чего-то да стоит – ведь так упорно стоять можно только за великое, целостное, настоящее. Они (Путин и Россия) говорят и показывают всем, что война это не повседневная реальность, а ненормальное состояние общества, когда оно превращается в дантовского графа Уголино, вечно поедающего своих детей, это мир наизнанку, что она случается не потому, что общество иначе не может, а потому, что не хочет иначе. Они понимают, что крики «Путин – убийца» это всего лишь призыв к войне, благословение на убийства и хаос, эти кличи точно не ведут к строительству новой Европы.
Поэтому нужно сделать все, чтобы помочь этим людям – здравомыслящим людям – объединиться.
Якеменко
