Степан Плюшкин был не комическим жадиной, каковым представил его публике гениальный Гоголь, а тяжело больным человеком. Ему пригодилась бы помощь квалифицированного психиатра, но, к сожалению, таковых в 19-м веке ещё не было. Страсть к собиранию бесполезных вещей и боязнь выкинуть громоздкий хлам, который «дорог как память», официально включена в список психических расстройств как патологическое накопительство, Plyushkin's disorder.
Дополнительно ко всему накопление мусора является ещё и грехом, известным в православной традиции как мшелоимство. Неудивительно, что советская власть, близкая всякому греху, не обошла стороной и болезнь помещика Плюшкина, доведя её к старости государства до последней стадии непотребства.
В нормальной экономике заводы постоянно открываются и закрываются — подобно тому как мы покупаем новые ботинки взамен износившихся. Когда ботинки приходят в негодность, здоровый человек или чинит их, если считает ремонт целесообразным, или не чинит, но тогда уж отправляет прямиком в мусорное ведро. Нездоровый человек отправляет порванные ботинки не в мусорное ведро, а в нижний ящик шкафа с оправданием типа «вдруг пригодится», «это память о поездке в Ялту» или «на даче буду носить».
С годами в квартире накапливаются горы подобного мусора, после чего возникают проблемы второго порядка: вещей становится столь много, что их владелец забывает, где что лежит. Поэтому даже новые кроссовки, купленные по случаю «на осень» и отложенные в дальний ящик, исчезают среди хлама и становятся недоступными. Когда осень действительно наступает, плюшкинит вынужден покупать себе дополнительную пару обуви, так как про старую он уже не помнит. Круг вещей, которыми он реально может пользоваться, сужается до тех, которые он видит каждый день, и которые находятся под рукой: стоят на полу, висят на главной вешалке. Содержимое глубоких ящиков превращается в джунгли, непроходимые для обычных путешественников. Когда обстоятельства заставляют любителя копить мусор разбирать «сокровища», он часто удивляется: «у меня, оказывается, есть пять пар осенней обуви! А я как раз собрался идти новую покупать!». Таков закон склада: если вы не знаете, где лежит вещь, значит у вас этой вещи нет.
Так вот, в нормальной экономике заводы должны не только открываться, но и постоянно закрываться, чтобы освобождать место для новых. Если убыточные заводы продолжают работать, они создают тем самым в экономике сразу несколько критичных проблем:
1. Для новых заводов не хватает ресурсов: материалов, электричества, площадей.
2. Для новых заводов не хватает клиентов, готовых покупать их продукцию.
3. Для новых заводов не хватает рабочих рук.
4. В бюджете не хватает денег на дотации убыточным заводам.
5. Убыточные заводы деградируют всё сильнее и сильнее.
Последнюю фазу болезни мы наблюдали в позднем СССР. Убыточные заводы производили бесполезный хлам, новые станки гнили под открытым небом, работу 30 человек кое-как выполняла 1000 человек, и всё это оборачивалось в толстый слой нарисованных отчётов, не позволяющий стоящим у руля хотя бы примерно понять, чем конкретно они пытаются управлять. Аналогичные проблемы были и в сельском хозяйстве, что выливалось в жестокий дефицит продуктов на фоне огромных обрабатываемых площадей.
При капитализме роль санитаров леса выполняют банки. Больной завод, не способный более производить нужные рынку товары по устраивающей рынок цене, погрязает в неподъёмных кредитах, после чего банки банкротят его и забирают себе залог.
При развитом социализме санитаров леса нет. Закрытие завода означает, что система ошиблась: спустила вниз негодный план, назначила директором плохого управленца и так далее. А так как признавать ошибки бюрократы терпеть не могут, они заводы и не закрывают — разве что в исключительных случаях. Им проще подкинуть убыточному заводу бюджетных денег (чужого не жалко), нежели терпеть торжествующий визг от своих аппаратных врагов: «Смотрите! Смотрите! Эти преступники закрывают мощный завод, выкидывая на улицу 10 тысяч человек!».
Забавная часть в том, что если мы социалистической инфантильности уже наелись сполна, то на Западе всё только начинается. В кризис 2008 года, когда властям США следовало отойти в сторону и со скрещенными на груди руками наблюдать за очищением экономики от слабых предприятий, политики приняли преступное решение залить кризис деньгами. Тем самым они сломали основной капиталистический цикл:
1. Экономика растёт, спрос на товары высокий, строятся новые заводы.
2. Наступает кризис перепроизводства: товаров слишком много, а покупателей мало.
3. Цены на товары падают, заводы терпят убытки, самые слабые заводы разоряются.
4. На рынке становится больше места, выжившие заводы снова начинают получать прибыль.
5. Экономика возвращается к пункту 1.
Эти постоянные кризисы, которые в нормальных условиях взбадривают здоровые экономики каждые 10-15 лет, можно сравнить с тяжёлыми тренировками. Заводы выходят из кризисов похудевшими, но злыми, цепкими, с хорошо оформившейся мускулатурой. После каждого кризиса растут управленческие навыки руководства и производительность труда. Выигрывает в итоге всё общество: товары становятся дешевле, зарплаты больше, а уровень жизни населения — в 10 и более раз выше, чем в сопоставимых по уровню развития соцстранах.
Цитирую Кримсональтера (ссылка):
ФРС (как и некоторые другие центральные банки) — это сборище немного сошедших с ума людей (довольно умных в плане IQ, но при этом всё равно безумных), которые верят, что если с экономикой проделать какие-то ритуальные действия, то можно будет отменить естественный ход времени и естественный экономический цикл, который на самом деле естественен так же, как смена времён года: весна — лето — осень — зима. Без рецессий (сокращения экономики) не может быть нормального долгосрочного развития экономики, ибо оно требует периодического (и местами массового) уничтожения неэффективных компаний (и даже целых неэффективных отраслей) и высвобождения материальных, трудовых (и даже финансовых) ресурсов для использования более эффективным или хотя бы прибыльным образом теми компаниями и управленцами, которые лучше справляются со своими задачами.
ФРС пытается себя вести как сошедший с ума волшебник, который хочет отменить зиму и устроить бесконечную осень. Можно сделать даже более жёсткую метафору: представьте себе организм, в котором клетки (это аналог компаний в экономике) не умирают, а пытаются жить вечно, даже когда их польза для организма уже давно закончилась. В реальности так случается, и это (прошу прощения за упрощение, но аналогия точная) называется рак, и от него может умереть весь организм. В индексе Russell 2000, т. е. в репрезентативном наборе компаний малой капитализации, которые ориентированы на американского потребителя и экономику, примерно 30-40% убыточны и не очень могут обслуживать свои долги. Это нездоровое состояние для экономики. Но если ФРС хочет поспорить с законами природы и экономики, то это не наше дело удивляться или спорить с ФРС или указывать на опасную глупость такого подхода, нет, наше дело на этом зарабатывать.
Вместо завершения поста замечу, что душевная болезнь американского волшебника прогрессирует. Сейчас мы видим, что хорошие шансы захватить власть в США получила Камала Харрис, которая собирается пройти по дороге социалистического безумия ещё дальше. К примеру, она от лица своей команды обещает разорить богатых при помощи подлого метода, который Сталин применил в конце 1920-х, чтобы расправиться с нэпманами. Госпожа Харрис намерена задрать налог на дивиденды таким образом, чтобы владельцы акций платили больше 50% (!) от дохода с них. Мало того — она собирается снимать большой налог не только с дивидендов, но и с биржевого повышения цены акций, что является уже в чистом виде грабежом. В этом году акции выросли вдвое, в следующем году цена откатилась обратно, но вы должны отдать государству половину ваших активов (я не шучу), так как оно делает вид, будто в момент роста стоимости акций вы получили доход.