В поселковой маршрутке старушка на соседнем сиденье, заметив мой открытый в смартфоне «ВКонтакт», рассказывает:

– Зимой я написала на странице «Подслушано в Васильево», что ступеньки к магазину замерзли и сама на них лед колола. На следующий день коммунальщики весь поселок почистили! С тех пор – идеальная чистота!

В конторе по доставке посылок – бесплатная вода, кофе и чай. Пока кофе остывает, парень за стойкой рассказывает о себе. Сирота, закончил кадетское училище, отслужил в армии.

– Бабушка моя хотела, чтобы я в Морфлоте в Крыму служил, но я попал не в Крым, а на Балтику. Это даже лучше! На сторожевом корабле «Ярослав Мудрый». Кормили как в ресторане! Сейчас мой армейский друг в Донбассе. 160 тысяч ему капает ежемесячно. Хорошо? Лишь бы вернулся...  Почему я не там? У бабушки моей спросите, я у нее один.

В салоне красоты маникюрша восточной внешности рассказывает о себе:

– В 23 года меня с грудным сыном бросил муж. Я дала в церкви обет: ребенка выращу и в монастырь уйду, если до 40 лет никого не встречу. Представляете, сыну 17 стукнуло, мне 39, и в «Одноклассниках» я познакомилась с армянином. У них в Ереване работы нет, он в Казань к брату приехал. На стройке работал, его обманывали, потому что нелегал. Я его пожалела. Три года уже вместе живем! Дом достроили в Высокой Горе, баню заканчиваем. Такой рукастый, и меня любит. Грех жаловаться, так у нас в народе говорят. Я – ассирийка, у нашего народа своей страны нет, никто нам земли не даст, Россия – наша страна.

В компьютерной лавке мой ноут чинит бородатый человек, параллельно рассказывает о своей мусульманской маме, которая для него – самое дорогое, так Коран учит.

– Вы же видите, сколько наших братьев сейчас умирают там, – делает жест рукой в сторону, и я понимаю, где это – там. – Думаете, они не боятся смерти? Все боятся предстать перед Аллахом. И те, кто верит в него, очень боятся. И все они – дети. Чужих детей в исламе не бывает.

В продуктовом стою на кассе с полной тележкой продуктов, кассирша интересуется, есть ли у меня скидочная карта. Нет ее у меня.

– Дайте женщине карту! – кричит в очередь, которая выстроилась за мной. Несколько человек молча достают – кто карту, кто смартфон. Скидка получается приличная.

Вернувшись на Родину после жизни в Германии, я встречаю приятные сюрпризы на каждом шагу. Кто в Европе поделится с чужим человеком скидочной картой? Кто расскажет всю свою жизнь? Немыслимо это в Германии. Как и работающий круглосуточно, заполненный доверху продуктами киоск в захолустном СНТ «Ромашка», где можно расплачиваться картой. В Германии даже в городах лавки и забегаловки принимают только наличные. А у нас – цифровизация такая, какая Европе не снилась. Немцы не верят, когда говорю им, что оплачиваю всю коммуналку одним кликом и деньги маме перевожу за секунду. У них банковские переводы – только в рабочие дни с 8.00 до 17.00.

Гуляю по центру воскресной Казани. Малыши с воздушными шарами и скоморохи, и разноцветные клумбы, и чистота, и недорогая вкусная местная выпечка.

– Идите на набережную, – говорит пожилая дама молодой паре с ребенком, – там акция – детям мороженое бесплатно!

На набережной слышу песню Цоя, подхожу к уличному музыканту, узнаю Андрюху, своего старинного знакомого – еще из универовской хиппанской тусовки. Лет 20 не виделись. Глядя на рассекающие реку кораблики, вспомнили приятелей юности.

– Саныч ушел в 27, как Моррисон. Оззи суициднулся. Энди после универа диссер защитил, таксистом работал, зимой пропал, а когда снег растаял, его под Ленинской дамбой нашли. По ремню опознали. Джон с гопотой связался, с ней и полёг. Ольга спилась. Эдик на историческую родину подался, Сэм в Штаты... Сейчас все новые здесь, смотри, – Андрюха показывает на молодежь, которая на его концертном месте поет Летова. Хорошая такая молодежь, разнообразная. Каждый в этой новой казанской тусовке – крайне индивидуален, аутентичен. А мы какими были?

В 1989-м мне посчастливилось поехать в ФРГ по школьному обмену. Помню восхищение, которое тогда накрыло всю группу наших, еще советских, старшеклассников – изобилие, роскошь, и сами немцы – довольные, удовлетворенные, бесстыдно счастливые… Я потом, в начале девяностых, каждое лето ездила к своим немецким друзьям, с которыми познакомилась в той школьной поездке. Как-то мой друг Юрген, глава семейства, повел меня на детский праздник – с каруселями, сладкой ватой и прочим весельем. Целый день смотрела в лица праздношатающихся немцев, наблюдала за их счастливыми детьми и к вечеру разрыдалась прямо на площади:

– Почему немцы живут богато и радостно, а русские голодают? Почему немецкие дети имеют сто сладостей на выбор, а наши мечтают о «Сникерсе» на день рождения? Почему у тебя, Юрген, дом, две машины, три мотоцикла и еще много всего, а мой отец уже год не получает на заводе зарплату? – кричала я бюргеру.

В девяностых наш «семейный» авиазавод, где всю жизнь проработали мои деды и где во время войны выпускали по три самолета в сутки, был практически уничтожен. Тысячи работяг спились, опустились, погибли, а главный директор КМПО Виталий Егорович Копылов не вынес развала родного авиапрома – ушел из жизни. Сейчас памятник ему стоит на главной улице нашей заводской казанской окраины – улице Копылова. И несколько моих родственников с утра идут на завод на работу. «Зарплата хорошая, плюс приличные премии за госзаказ», – говорят.

А Юрген, с которым мы до сих пор общаемся по скайпу, хвастается, что ему удалось приобрести дрова для камина, потому что он и его супруга уже старые, больные, им тяжело переносить холода.

Другой мой немецкий знакомый, давний поклонник нашего Санкт-Петербурга, пару месяцев назад, когда я ему пообещала «встретить и сопровождать», решил этим летом выбраться в Питер. Забил в немецком «Гугле» «поездка в Россию» и получил раскрашенный в желто-синие цвета ответ: «Опасно!!! Предостерегаем вас от поездки в Россию! Немецкое посольство снимает с себя ответственность в случае того, что в России вы будете арестованы за вашу ненависть к войне!» Прямо так и написано.

– Если я приеду, меня посадят в тюрьму, потому что я – за мир, – бубнил мой немецкий приятель в «Зуме». – Я – пацифист. Меня в России покарают сразу же – в аэропорту! А если я поеду на машине, схватят уже на белорусской границе!

Мои объяснения и даже уговоры не сработали. Немецкий интернет, а также немецкие эксперты-чиновники, к которым мой приятель обращался за консультацией, сделали свое черное дело.

Но я понимаю: немца в России «покарает» – отрезвит горькая и даже мучительная для него правда.

Русские трудятся, празднуют, молятся и сражаются в том числе и для того, чтобы один континент прекратил грабить весь остальной мир. Во всяком случае, в это верю я и моя двоюродная сестра-заводчанка. Она носит футболку с буквой «Z», а для музыканта Андрюхи я заказала такую футболку по интернету.