Состоявшийся в конце марта с. г. пятидневный визит премьер-министра КНР Ли Кэцяна в Австралию – подходящий повод для того, чтобы в очередной раз обратиться к теме позиционирования этой страны в той сложной игре, которая сегодня ведётся между ведущими державами АТР.
Полезно напомнить, что сама Австралия, занимая 13-ое место в мире по объёму национального ВВП (при численности населения около 25 млн человек), отнюдь не является пассивным объектом воздействия со стороны главных региональных игроков. Канберра располагает относительно небольшими (52 тыс. военнослужащих), но вполне современными вооружёнными силами. Оборонный бюджет страны составляет около 23 млрд долл. (12-ое место в мире).
Наряду с другими крупными англосаксонскими странами (Великобританией и Канадой) Австралия самым активным образом вовлекалась в американские военные акции последних десятилетий. Причём не только в соседнем Тиморе, а также на прилегающих островах Океании, но и достаточно далеко от своей территории, например, в Ираке и Афганистане. В последнее годы США отводят важное место Австралии в планах формирования в регионе многосторонней военно-политической конфигурации антикитайской направленности.
Именно это обстоятельство объясняет растущий интерес к Австралии со стороны Китая, стремящегося, естественно, блокировать перспективу возникновения подобного союза. И усилия Пекина в этом направлении отнюдь не смотрятся как безнадёжные, что объясняется спецификой комплекса факторов (географических, военно-политических, культурно-исторических, экономических), характеризующих положение Австралии в регионе.
Не сильно огрубляя реальную ситуацию, можно сказать, что “душа” обобщённого австралийца принадлежит англосаксонскому миру, а “желудок” располагается в Китае. Причём значимость фактора “желудка” весьма весома, поскольку доля КНР во внешней торговле Австралии в последние годы превышает 30% (в шесть раз больше доли США). Не менее важно и то, что Австралия торгует с Китаем с неизменно положительным сальдо, которое приближается к 15 млрд долл. ежегодно.
Противоположным воздействием двух отмеченных выше факторов объясняется драматизм процесса позиционирования Австралии в АТР, которое варьируется в зависимости от того, какая из двух основных политических сил на данном отрезке времени находится у власти.
Для сторонников ныне правящей правоцентристской Либеральной партии Австралии (ЛПА) соотношение факторов “душа”/“желудок” побольше, для их оппонентов из левоцентристcкой Австралийской лейбористской партии (АЛП) – поменьше.
Поэтому в риторике и конкретных действиях нынешнего правительства Малкольма Тернбулла заметны мотивы “обеспечения безопасности” и “прав человека” в процессе развития отношений с КНР. При той же (что у АЛП) подчёркнутой заинтересованности в целом в дальнейшем расширении экономических связей с Пекином.
Напомним, что в августе прошлого года под предлогом “обеспечения безопасности” Китаю было отказано в приобретении 50,4% акций (на огромную сумму в 7,7 млрд долл.) австралийской компании Ausgrid – сетевого распределителя электроэнергии.
28 марта с. г., то есть спустя всего два дня после окончания визита Ли Кэцяна в Австралию, М. Тернбулл заявил, что его правительство не будет инициировать в парламенте процедуру ратификации двустороннего Соглашения об экстрадиции граждан своих стран, подписанного ещё десять лет назад. В качестве предлога были высказаны опасения относительно соблюдения в КНР “прав человека”.
Этот демонстративный выпад политического характера в сторону КНР особенно бросился в глаза на фоне в целом успешного визита китайского премьера, в ходе которого был заключён ряд новых соглашений в рамках двустороннего Соглашения о свободной торговле, вступившего в силу в декабре 2015 г.
В Пекине итоги указанной поездки вообще склонны рассматривать в качестве свидетельства того, что Австралия может послужить важным элементом “моста” в отношениях между КНР и США.
Следует, однако, отметить, что сами эти отношения продолжают находиться в состоянии высокой неопределённости, которая едва ли снизилась после первой встречи лидеров обеих стран. И эта фундаментальная для АТР неопределённость будет иметь неизбежным следствием более мелкие неопределённости, в частности ту, которая сопровождает процесс позиционирования Австралии в региональной игре.
Например, совершенно неожиданно в пользу планов Пекина относительно Канберры сработали итоги последней президентской гонки в США, с которыми Австралию связывает двусторонний военно-политический союз. Заявление нового американского президента о выходе из Транстихоокеанского партнёрства обескураживающим образом подействовал на Австралию (а также на Японию – другого союзника США в АТР).
Наконец, можно отметить, что характер развития регионального политического фона, на котором прошёл визит китайского премьер-министра в Австралию, несомненно, предоставит возможность и далее наблюдать кипение почти шекспировских страстей в этой стране.
Ибо Австралия (как, впрочем, и все страны Юго-Восточной Азии) продолжает находиться в состоянии поиска собственного оптимального курса в условиях воздействия крайне важных и противоположно направленных факторов.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона