Подписаться RSS 2.0 |  Реклама на портале
Контакты  |  Статистика  |  Обратная связь
Поиск по сайту: Расширенный поиск по сайту
Регистрация на сайте
Авторизация

 
 
 
   Чужой компьютер
  • Напомнить пароль?


    Навигация


    Важные темы

    Они испугались, задергались: пошли чередой несогласованные, алогичные, противоречащие друг другу


    Многополярный мир как лекарство от вампиров Провалившись в попытках открыть против России второй


    В первые часы после трагедии в «Крокус Сити Холле», где жертвами террористов, по данным на момент


    Противостояние Ансар Аллах с официально признанными властями так бы и шло, ни шатко, ни валко - но


    В Америке стали пугать детей бабайкой Си и бабайкой Путиным - вот не будешь жрать свои


    Реклама









    » Асимметрия как стратегия, и стратегия как асимметрия

    | 2 декабря 2014 | Геополитика | | Просмотров: 998 | автор: Lektor
    Из всех современных характеристик войны самой распространенной является сегодня «асимметричность». Отмечается, однако, что термин асимметрия не несет в себе определения: «при таком определении отсутствует ясное понимание его значения, цели и важности». Многие, будучи отпугнуты такими крайними утверждениями, делали попытки по крайней мере дать классификацию различных существующих и возможных концепций асимметрии. Так Ян Ангстрем выделил четыре различных возможности интерпретации асимметрии: «распределение сил, организаторский статус действующего лица, метод ведения военных действий и нормативы». При этом, однако, вопреки всем заявлениям о ее новизне, асимметрия оказывалась важным аспектом в большинстве, если не в каждой из известных истории войн (пожалуй, лишь фаланги гоплитов Древней Греции могут считаться совершенно симметричными почти во всех отношениях, поскольку и география, и демография, и многое другое обуславливало глубинную асимметричность всех форм государственного устройства). Неверное понимание асимметрии представляет собой существенную опасность: «наше неверное использование терминов «асимметрия» и «асимметричный» искажает восприятие жизненных процессов и приводит нас к крупным стратегическим промахам. Например, сосредотачивая все свое внимание на опасностях, а не на стратегии неприятеля, мы оказываемся неспособны понять суть его стратегии, цели и общую концепцию ведения боевых действий». 
     
    Таким образом возникает вопрос: как можно плодотворно обсуждать асимметрию в качестве изолированного явления? Возможно, пришло время оставить подобные попытки как бесполезные и предположить, что названия «асимметрия в войне» и даже сама «стратегия асимметрии» являются чем-то надуманным и излишним. И признать, что асимметрия есть стратегия, а стратегия есть асимметрия. Настоящая статья призвана отстаивать данную точку зрения по трем аспектам. Во-первых, мы считаем, что утверждения о масштабе происходящих изменений являются преувеличенными. Во-вторых, мы полагаем, что вне зависимости от характера войны, функция стратегии всегда в ней присутствует. В-третьих, мы предполагаем, что все современные асимметричные конфликты могут быть поняты при их рассмотрении сквозь призму стратегии.
     
    Форма превалирует над содержанием 
     
    Теоретики современных вооруженных конфликтов, описывая асимметричные либо неконвенциональные войны, войны между государствами или же иные виды вооруженных столкновений, обычно постулируют значительность изменений в характере, если не действительной природе войны. Многие из них верно определяют и анализируют характеристики современных военных интервенций. Однако в своем изображении отличий современной войны от войн прошлого они представляют исторические конфликты в карикатурном виде.
     
    Так Руперт Смит утверждает, что «война, известная широкой публике как битва в открытом поле с участием людей и военной техники и представляющая собой важное средство разрешения международных конфликтов, более не существует». Мартин ван Кревельд предлагает задуматься о том, что «отмирание конвенциональной войны приведет к исчезновению стратегии в ее традиционном клаузевицевском смысле этого слова». Теоретики войны четвертого поколения, такие как Т.Кс. Хаммес, определяют поколения, к которым относятся те или иные войны, на основании конкретных стилей ведения войны; например, война третьего поколения является войной маневренной, а война четвертого поколения «использует все имеющиеся в наличии ресурсы – политические, экономические, социальные и военные – с целью убедить командование противника в том, что его стратегические цели являются либо недостижимыми, либо слишком дорогостоящими в сравнении с ожидающимися от войны выгодами. Такая война является развитием формы восстания».
     
    Однако подобные теории, касающиеся изменений в характере войны, основываются на карикатурном изображении того, что происходило раньше. Отчасти эти теоретики имели успех в силу того, что многие центры стратегического образования сходным образом искажали реальную картину войны прошлого. Такие карикатуры основываются на евроцентристском воззрении на стратегию в истории. Теории войны между людьми, вооруженными техникой, в открытом поле по Смиту, и маневренной войны третьего поколения по Хаммесу – обе, к примеру, исходят в своих построениях из истории мировых войн, особенно Второй Мировой Войны. Эти войны велись между европейцами, т.е. западными государствами, все из которых имели сходные понятия о стратегии. Однако современные войны происходят в основном между государствами Запада и государствами, расположенными в иных регионах мира, что обуславливает существенную разность в понимании стратегических целей. Теоретики, говорящие об изменении сути войны, сравнивают яблоки и апельсины и наблюдают вследствие этого изменения, исходя из ошибочных сравнений, годящихся лишь на то, чтобы увеличивать многоголосицу стратегической мысли.
     
    Если мы хотим заняться анализом военных действий, то сравнения с Третьей афганской войной 1919 года или с Рифской войной 1919 – 1926 г.г. смогут наглядно продемонстрировать, насколько изменился характер войны. Аналогично конвенциональную войну следует сравнивать только с войной конвенциональной. Примечательно, что российское вторжение 2008 года в Грузию не инициировало грузинского восстания против русских или хотя бы против абхазов или южных осетинов. Та война на всем своем протяжении оставалась войной конвенциональной. Иракская война 2003 года действительно трансформировалась в восстание, однако это произошло не сразу. Период в несколько месяцев между окончанием конвенциональных боевых действий и началом серьезного восстания совершенно не был использован Соединенными Штатами, которые потерпели явную неудачу с наведением порядка в стране. Хотя было бы неправильным сказать, что именно этот огромный стратегический и политический провал привел к восстанию, он, тем не менее, ускорил его начало.
     
    Хью Страхан предполагает, что «действительная проблема может заключаться в том, что наши политики бывают не способны распознать подлинную природу той или иной войны и, как следствие, принимают ее изменяющиеся характеристики за нечто более фундаментальное, нежели за то, чем они по своей  сути являются». Такая неверная оценка часто проявляется в убеждении (которое можно было заметить  невооруженным глазом до вторжения в Ирак в 2003 г. и в период, когда вовсю настаивали на вторжении в Сирию в 2013 г.), что война не выражается в противостоянии, что противники напрямую не сражаются друг с другом и никак не взаимодействуют. Характер любой войны не определяется в одностороннем порядке той или иной вовлеченной в конфликт стороной, но зависит от характера взаимной враждебности всех участников этого конфликта. Так, не учитывая военные инициативы наших противников, западные страны оказываются не готовы к таким их действиям, которые впоследствии интерпретируются как присущие характеру современной войны, а не как следствие чего-то, что неразрывно связано с любой войной вообще. 
     
    Асимметрия и стратегия
     
    Стратегия всегда существовала и будет существовать в качестве целенаправленной угрозы применения насилия или насилия как такового - ради достижения желаемых целей. У стратегии нет раз и навсегда заданной формы, тем не менее, она всегда сохраняет свою суть и функцию. Стратегию использовали во все времена, хотя до повторного введения этого понятия в обиход в 1770-х годах далеко не все, что называли стратегией, являло собой спланированное и проведенное в жизнь действие. Главную задачу всякой стратегии можно определить так, как это делает Эверетт Долман: «стратегия в ее наипростейшей форме является планом, позволяющим получать долговременное преимущество» (9). Долман справедливо замечает, что задача стратега обычно облегчается преимуществами положения, но не его недостатками. «Преимущество», подобно самой стртегии, не описывается конкретной формой.
     
    Преимущество может выражаться в материальной форме, политической решимости, превосходящем умении преобразовывать задействованные силы в достижение намеченных целей и прочем. Понимание сущности войны и всех воздействующих на нее факторов с необходимостью требует междисциплинарного подхода; поэтому асимметрия может проявлять себя также в широком диапазоне явлений.
     
    Таким образом, стратегия может оказываться в большей степени абсолютным фактором, нежели просто достижением долговременного преимущества. Скорее стратегия может истолковываться как создание и использование асимметричной ситуации в военных целях. Роже Барнет сетует, что асимметричные ситуации возникают в том случае, когда противник пользуется большей свободой действий либо располагает таким вооружением или такой военной техникой, какими не располагает другая сторона. Преступники создают ситуации, при которых их противник не может использовать свои сильные стороны, а также стремятся быть непредсказуемыми. Они используют свое преимущество, следуя определенным методам ведения боевых действий либо применяя такие приемы, которые не могут быть предсказаны заранее и с которыми невозможно эффективно бороться. 
     
    Тем не менее, в этом состоит сущность стратегии. Стратегия является актом противоборства; у противника также есть своя воля, способности и свой вклад в результат этого противоборства. Эта взаимообразность природы стратегии является главным фактором, определяющим ее нелинейность, поскольку поражение может порождать у побежденных не покорность, а новую волну неповиновения и новые попытки достичь собственных целей. Так, к примеру, Эдвард Лютвак определяет кульминационный пункт исполнения всякого стратегического замысла, как «приостановку – пусть краткую, пусть только частичную – в разрешении проблемы всей стратегической задачи». В стратегической задаче проблемой, затруднением является сам противник. Поэтому кульминационный пункт состоит в подавлении способности противника – пусть даже только временном – оказывать свое влияние на результат борьбы. В случае слабости позиции одной из сторон при асимметричном противоборстве ее способность влиять на результат этого противоборства оказывается ограниченной. Умение эффективно создавать асимметрию есть не единственное, но очень важное качество умелого стратега.
     
    Теория стратегии основывается по большей части на умении создавать асимметрию, особенно в области применения такой военной силы, как морская или воздушная. Управление морскими или воздушными силами не может означать ничего иного, кроме как создания существенной оперативной асимметрии в любой из названных областей столкновения с силами неприятеля. Аналогично, сама идея сосредоточения и использования собственных сил в решающий момент времени – тема работ как Генриха Жомини, так и Карла фон Клаузевица – состоит в создании асимметрии на конкретном участке с целью достижения желаемых результатов уже в большем масштабе. Дебаты, ведущиеся вокруг революции в военной науке и относительно ее реформы, в конечном итоге сводятся к вопросу о создании существенной асимметрии, пусть даже и воспринимаемой в значительной мере как своеобразная панацея от всех военных затруднений. Ядерная стратегия Холодной войны сходным образом сводилась к созданию асимметрии в области взаимных обязательств, даже когда теоретики и не могли ясно выразить смысл асимметрии в отношении взаимных возможностей; особенно это прослеживается в работах Томаса Шеллинга. Теории стратегии Бэзила Лидделла Гарта были настолько связаны с идеей создания асимметрии, что это обстоятельство по-видимому оказало влияние на его понимание моральной составляющей стратегии. Он непрестанно сосредотачивался на возможности создания ситуаций, при которых противник оказывался бы совершенно беспомощным, а, следовательно, и потерявшим надежду, что должно было бы приводить к его сдаче без ненужного кровопролития. Таким образом, вопрос убийства выводился этим исследователем за пределы концепции морали в стратегии. На самом деле «стратегия совершенно противоположна морали, поскольку главным ее методом является искусство обманывать» и желаемый результат в действительности получался не из-за того, что убийство аморально, но лишь потому что убийство не находило своего места в его идее о хорошей стратегии.
     
    Таким образом, асимметрия вполне совместима с конвенциональной войной – просто потому, что она является хорошей стратегией. На протяжении Второй мировой войны – войны самой что ни на есть конвенциональной – Союзники в конечном итоге добились существенной асимметрии в области военного производства и логистики как на море, так и в воздухе – по сравнению со странами «оси». Первая мировая война на Западном фронте так долго представляла собой кровавый тупик именно из-за того, что вплоть до 1918 года ни одна из сторон не была в состоянии создать асимметрию, необходимую для того, чтобы переломить ситуацию. Те из воюющих сторон, кто смог создать наиболее эффективную асимметрию, в конечном итоге одержали победу. Однако не все асимметрии равнозначны; одни из них могут приводить к более быстрому результату, чем другие; некоторые могут оказываться в конечном итоге связанными с большими потерями при достижении поставленных целей, чем другие, и так далее. Эффективная асимметрия, подобно эффективной стратегии, во многом определяется ситуацией и зависит от контекста.
     
    Мы говорим стратегия, подразумеваем асимметрию; мы говорим асимметрия, подразумеваем стратегию. Полагают, что Конраду Крейну из Военного колледжа американской армии принадлежит мнение, что «существует два вида войны: асимметричная и дурацкая». Создание эффективной асимметрии представляет собой хорошую стратегию. Если мы ведем риторику против наших оппонентов из-за того, что они создают асимметрию, это говорит о нашей зависимости от такого восприятия недавней истории, которое можно охарактеризовать как принятие желаемого за действительное; либо же о том, что мы склонны ожидать, что наши противники окажутся плохими стратегами – подобно тем, с которыми нам приходилось иметь дело в 1990-1991, 2001 и в 2003 годах. Такое принятие желаемого за действительное, выражающееся в нереально оптимистических предположениях, как правило, не ведет к стратегическогму успеху, что показал наш опыт так называемой «войны с терроризмом» или же «затяжной войны». 
     
    Можно не соглашаться с тем, что конвенциональные асимметрии на суше, на море и в воздухе гораздо легче поддаются анализу и пониманию, нежели асимметрии неконвенциональные – такие, например, как партизанские войны. Возможно, что это и так, но что же из этого следует? Можно осознавать угрозу и тем не менее не быть в состоянии ей противодействовать. Немецкий генерал Фридолин фон Зенгер, принимавший участие в итальянской кампании 1943-1945 годов, однажды сравнил ведение боевых действий при господстве в воздухе сил Союзников с игрой в шахматы против соперника, который делает за раз три хода. При таком положении никакое понимание угрозы не способно помочь, если это понимание не находит своего выражения в оперативных планах, ведущих к успешным результатам. И это в равной мере относится как к конвенциональным асимметриям, так и к неконвенциональным. По сути, конвенциональные асимметрии как правило более опасны, поскольку их политические последствия более значительны, о чем свидетельствует опыт военачальников от Дария Третьего, Наполеона и вплоть до Адольфа Гитлера. Каждый из них потерял свою империю в столкновении с противниками, которые, в конечном счете сумели создать более эффективную асимметрию. Сравнительно немногие из неконвенциональных асимметрий приводили к историческим последствиям, сравнимым с потерей империи. Одним из уместных, хотя и не точных примеров, является Война за независимость США. Однако даже эта война была скорее «гибридной», чем неконвенциональной.
     
    Стратегия в современной войне
     
    Сегодня асимметрия чаще всего ассоциируется с повстанческими движениями и войной против нерегулярных военных формирований. Современные теории стратегии противоборства с повстанческими движениями также подразумевают создание эффективной асимметрии в борьбе с так называемым «асимметричным противником». В отличие от создания конвенциональных асимметрий, многие из которых имеют тенденцию быть ориентированными на действия в пределах определенных районов, современная теория борьбы с повстанцами сосредотачивается на асимметрии в аспекте поддержки со стороны местного населения -  посредством использования мер безопасности и прочих служб, включая сюда и эффективное управление. Предшественником этой теории часто называют Дэвида Галулу. Однако важно, что предлагаемый им стратегический план действий только начинается с уничтожения либо вытеснения повстанцев как организованной боевой единицы, но заканчивается – после формирования эффективной и самодостаточной местной политической структуры – полным уничтожением всех сил повстанцев.
     
    Сила есть далеко не последнее средство в борьбе с неприятелем, старающимся создать неконвенциональную асимметрию. Действительно, уже сама форма такой асимметрии свидетельствует о серьезной озабоченности собственным конвенциональным военным превосходством над силами повстанцев. Неконвенциональной асимметрией является партизанская война, обусловленная военной слабостью и питаемая озабоченностью о сохранении сил повстанцев. Без сохранения этих сил восстание, скорее всего, обречено на неудачу. Галула отмечал, что «в любой ситуации, независимо от характера противостояния, всегда будет иметься активное меньшинство, выступающее за продолжение борьбы, нейтральное большинство и активное меньшинство противников борьбы». Нейтральное большинство уступит той стороне конфликта, которая имеет наибольшие шансы на успех. Одной из наиболее заметных сторон такой оценки является очевидная эффективность соответствующей военной силы. Трюизмом будет сказать, что борьба с восстанием терпит неудачу, если не достигает успеха. Однако характерным признаком такой ситуации есть то, что восстание побеждает, если  не терпит поражения. Когда превосходящие силы  антиповстанческой армии не могут победить и устраняются от конфликта, единственной жизнеспособной силой, остающейся в стране, будет армия повстанцев. Данный трюизм разумеется справедлив лишь в контексте внешней интервенции, поскольку армия, воюющая с повстанцами должна в конечном итоге покинуть страну; но это не есть абсолютный закон для случая любого повстанческого движения, о чем свидетельствует пример Шри Ланки. 
     
    Данное наблюдение не ново для современной войны. Ч.Э. Колвелл, одно из светил британской исторической мысли в области стратегии малых войн, предложил в конце 19-го столетия следующее объяснение: «Исключительной характеристикой малых войн с точки зрения стратегии является то, что регулярные войска в целом находятся в невыгодном положении в сравнении со своими противниками». В сражении, однако, регулярные войска имеют тактическое преимущество: «Поскольку тактика – сильная сторона регулярных войск, тогда как стратегия – их противников, очевидно, что следует стремиться к сражению, а не к одним маневрам, с тем, чтобы встретиться с противником в открытой битве, а не принуждать его к тому, чтобы он делал упор на стратегию». Дисбаланс сил между войсками вторжения и повстанческими войсками был и остается основой для выбора партизанской войны в качестве стратегии.
     
    В данном контексте стоит заметить, что из четырех крупных теоретиков повстанческой войны – Т.Э. Лоуренса, Мао Дзедуна, Во Нгуен Зяпа и Эрнесто Че Гевары – только Лоуренс не рассматривал теоретически переход от партизанской войны к войне конвенциональной в целях окончательного отбора власти у правительственных вооруженных сил. Лоуренс, разумеется, сражался в рамках более обширной конвенциональной военной операции под командованием генерала Эдмунда Алленби и поэтому не нуждался в том, чтобы превращать своих бойцов в конвенциональную военную силу. Мы упоминаем это не для того, чтобы утверждать, будто воины Талибана бегают по всему Гиндукушу с красной книжечкой Мао в кармане, но лишь чтобы показать, что вышеупомянутые авторы обозначили возможные пределы партизанской войны. Поэтому даже вооруженное восстание не может нарушать тот фундаментальный принцип, о котором говорил Дж.К. Уайли: «решающим фактором в войне является вооруженный человек на поле боя. Этот человек и есть последний аргумент в войне. Он управляет всем. От него зависит, кто победит».
     
    Противник прибегает к неконвенциональной асимметрии в том случае, когда считает, что без этого победить не сможет. В провинции Гильменд Талибан прибегнул к опробованной тактике партизанской войны лишь после того, как понес катастрофические потери в бесполезных лобовых атаках на британские военные базы. Это изменение тактики совпало по времени как с утратой широкой поддержки со стороны местного населения ввиду того, что «цена сотрудничества с Талибаном оказалась для многих слишком высокой с учетом возможных разрушений и потери самой жизни», так и с последующими попытками Талибана вернуть себе до некоторой степени легитимность в глазах местного населения и заручиться его поддержкой. Создание асимметрии посредством тактики партизанской войны имеет как свои преимущества, так и недостатки, что следует объяснять с учетом функции стратегии, то есть преобразования насилия в желаемый политический эффект – для повстанцев и для тех, кто с ними воюет.
     
    Основой стратегии является война, цель которой есть «известная степень контроля над силами неприятеля». Контроль – термин, который с трудом поддается определению и его пределы довольно широки – «от степени, приводящей к полному уничтожению ...  и до такой незначительной, как непрерывные меры по ограничению возможностей неприятеля в его стремлении к победе». Ситуация в процессе военного конфликта складывается как результат взаимных действий противников, что можно назвать «соперничеством в достижении свободы собственных действий». Поскольку контроль относится к объему свободы действий, можно выделить три его различные категории. Наиболее слабой формой контроля является создание условий, при которых мы не не позволяем противнику ограничивать свободу наших действий. Если воюющая сторона имеет сранительно много сил, она может попытаться взять ситуацию в свои руки и угрожать активным ограничением свободы действий своего противника. Завершающей стадией контроля – после того, как он установлен – является последовательное доведение военной ситуации до успешного ее разрешения. Стратегическая военная наука говорит о том, что воюющая сторона, не имеющая свободы действий или возможности преследовать свои политические цели, в конечном счете, оставляет свои намерения.
     
    Неконвенциональная асимметрия способна лишь не позволить превосходящим силам противника установить свой контроль за ситуацией. Несмотря на то, что это самая слабая форма контроля, она сохраняет свое значение при решении военных задач. Стратегия, основанная на совокупном эффекте мелких боевых действий и ухода от прямого столкновения в целях не допустить установления оперативного контроля за военной ситуацией, создает для противоборствующей стороны серьезные проблемы и трудности. Когда борьба с повстанческим движением требует одновременного разрешения нескольких военных задач и ведется против и среди гражданского населения на территориях, превосходящих своим размером территории, контролируемые противником, антиповстанческие силы могут сталкиваться в своих действиях с большим числом возможностей, стратегическая ценность которых поддается оценке, но едва ли является достоверно известной.
    Так Гарри Саммерс язвительно заметил, что во время Вьетнамской войны Соединенные Штаты ставили перед собой до 22-х различных военных целей. Такое изобилие целей приводит к непродуктивным или даже к контрпродуктивным действиям и взаимопротиворечащим политическим шагам со стороны превосходящих сил, ведущих войну конвенциональными способами. К примеру, в Афганистане политические цели Соединенных Штатов требуют ликвидации местных военачальников ради создания государственной стабильности и одновременно их сохранения для борьбы с Талибаном. При  неконвенциональной асимметрии удар направлен скорее против стратегических планов и усилий более сильного неприятеля, нежели против самого этого неприятеля. Если антиповстанческие силы не способны силой либо иными средствами эффективно ослабить восстание, то они лишь продлевают кровопролитие. Время является ценным фактором в стратегии и должно использоваться разумно. Однако этому препятствует огромная сложность решения задач при борьбе с повстанческим движением.
     
    Несмотря на свое разрушительное воздействие на стратегические инициативы более сильного неприятеля, неконвенциональная асимметрия все же являет собой в значительной мере своеобразную стратегическую лотерею. Такая асимметрия, даже лишая противника возможности установить контроль за ситуацией, все же не позволяет и самим повстанцам контролировать общий ход войны. Обе стороны стремятся обеспечить себе максимальную свободу действий, оставаясь при этом во всем остальном в рамках взаимного противостояния. Бойцы Национального фронта освобождения Южного Вьетнама могли пробираться в Сайгон и закладывать там взрывчатку, однако американская морская пехота при этом контролировала Кхешань, в непосредственной близости от Тропы Хо Ши Мина, которая имела жизненное значение для Национального Фронта и для армии Северного Вьетнама на юге этой страны. В такой ситуации, если не принимать во внимание какие-либо драматические изменения, вряд ли до завершения конфликта можно судить о том, какая из сторон в действительности имеет преимущество.
     
    Стратегия представляет собой нелегкую для разрешения задачу в основном из-за неоднозначности конкретных ситуаций, многие из которых обусловлены присутствием независимо и активно действующего противника. Однако на изменяющейся шкале возможностей создание асимметрии путем партизанской войны может оказаться практически «хватанием за соломинку». Но хотя опытные партизанские соединения и сохраняют за собой инициативу в вопросе выбора приемлемых для них полей сражения, окончательное решение остается все же за их противниками. Тот, кто стремится не дать своему противнику овладеть ситуацией, не оказывает все же прямого воздействия на восприятие его усилий штабом противной стороны; он не может добиться победы, но может лишь ожидать того момента, когда его противник сложит оружие. Несмотря на то, что сегодняшние повстанцы способны сражаться, образно говоря, с помощью средств массовой информации в той же мере, что и на поле боя, давление со стороны общественного мнения ощущается в военное время в меньшей степени, нежели в мирное, ввиду присутствия иных факторов воздействия, которые возникают вследствие войны: «Объявление войны и немедленное использование средств принуждения немедленно изменяют всю картину. Начиная с этого момента, потребности войны определяют характер политики в большей степени, нежели политика определяет характер войны». 
     
    Создание асимметрии с помощью тактики партизанской войны может являть собой стратегию, с которой Западным государствам справиться будет нелегко, даже, несмотря на более чем десятилетие непрерывных усилий в этом направлении. Тем не менее, это в основном то же самое явление, что и создание асимметрии посредством использования военно-морских и военно-воздушных сил и может быть понято через тот же самый существующий набор стратегических концепций. Британское господство на море в значительной мере поставило в тупик французов в их попытках нанести Британии поражение, продолжавшихся более чем столетие, и привело к разработке Францией целого ряда методов нанесения англичанам ударов на море без вступления в непосредственное противостояние – включая сюда guerre de course (т.е. войну на поражение судов торгового флота противника с целью нарушения снабжения и нанесения ему экономического ущерба) и Jeune Ecole (использование небольших хорошо вооруженных судов для нападения на крупные военные судна противника и на его тороговые суда), где большое место отдавалось использованию миноносцев. На сегодняшний день роли здесь поменялись, поскольку более слабый противник часто ставит в тупик Западные государства и заставляет их решать проблему противодействия угрозе. 
     
    Многие из проверенных временем прямых методов борьбы с партизанским движением сегодня оказываются неприемлемыми для либеральных демократий. Как пишет Дэйвид Килкуллен, «поистине, подход любого конкретного государства к вопросу борьбы с повстанцами зависит от природы  этого государства, и концепция ‘борьбы с повстанцами’ может означать совершенно различные вещи – в зависимости от характера конкретного правительства, вовлеченного в такую борьбу.  Эти методы могут быть неприемлемыми при определенных условиях, в которых оказываются Западные государства. Часто для западной политической системы борьбу с повстанческим движением более приемлемо считать чем-то вроде социальной работы, нежели называть войной. Хотя борьба с повстанцами однозначно есть война, тем не менее, она представляет собой и то, и другое. Насилие остается основным признаком стратегии, однако оно не исключает использования уловок и прочих инструментов политической власти. Следует помнить, что эти инструменты используются для замены собой насилия при тех обстоятельствах, при которых они могут эффективно заменить собой применение силы. Война есть война, однако война есть также и политика. Другие инструменты политической власти с началом применения силы не теряют своего значения, однако их использование видоизменяется  в случае использования военной силы.
     
    Более того, возможно, что сегодня, сравнительно со всем предыдущим историческим опытом, для либеральных демократий самым легким оказывается отслеживать перемещения повстанцев и наносить по ним удары. Это обусловлено большим числом факторов, включая сюда широкое использование средств связи и других технологий, а также наличием новых способов использования этих технологий. Нанесение непосредственного удара по повстанцам стало приемлемой возможностью для либеральных демократий, что не было бы позволительно делать прежде тем способом, которым это делается сегодня – с многочисленными блок-постами и повинностью нести службу во временных отрядах милиции, налагаемой на местное население. По мере возрастания способности наносить прямые и сравнительно точные удары по объектам повстанцев появляется теоретическая возможность (реализуемая в соответствии с конкретной практической ситуацией) делать относительно малоэффективной партизанскую тактику создания асимметрии. Конкретный характер данной асимметрии не меняет тот факт, что ее следует рассматривать сквозь призму стратегии.
     
    Заключение
     
    Руперт Смит скептически смотрит на идею возможности асимметричной войны. Он справедливо подчеркивает, что «практика войны, собственно ее  ‘искусство’, состоит в достижении асимметрии в столкновении с неприятелем. Называть войны асимметричными является для меня своеобразным эвфемизмом, используемым ради того, чтобы избежать того признания, что противник уступает мне в силах, а я при всем том не побеждаю». Эвфемизм Смита подразумевает, что противник использует стратегию, которая превосходит стратегию Запада; поскольку практика стратегии определяет то, как именно конкретное государство участвует в войне, последствия плохих стратегий могут быть фатальны.
     
    Асимметрия в современном смысле этого слова – как обозначающая предположительно новый и особый тип военного конфликта – не является полезным термином и в некоторых случаях являет собой некую разновидность этноцентрического высокомерия, которое «полагает, что существует лишь одна истина и одна верная модель войны и что лишь мы владеем ими». По сути, сегодня и в исторической перспективе большинство стратегий стремятся создавать асимметрию ради минимизации влияния сил противника на характер и результат войны. Лоуренс Фридман однажды определил стратегию как «искусство создавать власть». С учетом того, что власть с необходимостью является качеством относительным (ибо никто не может располагать властью в отсутствие объекта, по отношению к которому или против которого эта власть может быть применена), создание асимметрии является ограничением и минимизацией возможностей неприятеля эффективно действовать против нас и умножением и максимизированием наших возможностей в борьбе против неприятеля.
     
    Если мы называем асимметричными лишь часть из возможных стратегий, то рискуем оставить без внимания те огромные преимущества, предоставляемые реальными асимметриями, которые либеральные демократии имеют над повстанцами, использующими по их словам асимметричные стратегии. Такая практика несет в себе концептуальную опасность отделения асимметричной войны от войны и стратегии, рассматривая ее как нечто иное; а это вносит свой вклад в удерживание западных держав от полного и эффективного использования силы против более слабых своих противников, поскольку популярность асимметрии в литературе, посвященной вопросам стратегии, являет собой симптом нашего ослабленного внимания к стратегии. Асимметрия всегда останется стратегией, как стратегия всегда останется асимметрией.


    Комментарии (0) | Распечатать | | Жалоба

    Источник: http://www.geopolitica.ru/article/asimmetriya-kak-strategiya-i-strategiya-kak-asimmetriya

    Голосовало: 0  
     
    Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

    Другие новости по теме:

     

    » Добавление комментария
    Ваше Имя:
    Ваш E-Mail:
    Код:
    Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив
    Введите код:

     


    На портале



    Наш опрос
    Чем вы готовы пожертвовать ради России в противостоянии с Западом?




    Показать все опросы

    Облако тегов
    Австралия Австрия Азербайджан Аргентина Армения Афганистан Африка БРИКС Балканы Белоруссия Ближний Восток Болгария Бразилия Британия Ватикан Венгрия Венесуэла Германия Греция Грузия ЕАЭС Евросоюз Египет Израиль Индия Ирак Иран Испания Италия Казахстан Канада Киргизия Китай Корея Латинская Америка Ливия Мексика Молдавия НАТО Новороссия Норвегия ООН Пакистан Польша Прибалтика Приднестровье Румыния СССР США Саудовская Аравия Сербия Сирия Турция Узбекистан Украина Финляндия Франция Чехия Швеция Япония

    Политикум пишет









    Реклама

    Популярные статьи














    Главная страница  |  Регистрация  |  Добавить новость  |  Новое на сайте  |  Статистика  |  Обратная связь
    COPYRIGHT © 2014-2023 Politinform.SU Аналитика Факты Комментарии © 2023
    Top.Mail.Ru