Международная правозащитная группа «Агора» подготовила доклад о политическом насилии в России за период с сентября 2014-го по сентябрь 2018 года.
Основные его выводы следующие:
— ежегодный рост политического насилия в стране. В 2015 г. зарегистрирован 21 такой факт, в 2016 г. – 35, в 2017 г. – 77, а за неполный 2018 год – более 80. Причем в эти цифры входят так называемые «избиения участников массовых акций протеста», под которыми подразумеваются действия правоохранительных органов по поддержанию общественного порядка.
— увеличение составляющей именно государственного насилия, и сокращение действий общественных активистов из казаков, НОД, SERB и т.п.
— явная взаимосвязь во многих случаях роста насилия с активностью Навального и его сторонников.
Даже не оспаривая (хотя тут тоже есть о чем поговорить) и приняв за основу предоставленные «Агорой» цифры, стоит взглянуть на нее с несколько иной стороны и тогда предстает заметно иная картина.
Во-первых, озвученные цифры свидетельствуют о поразительно низком уровне политического насилия в России, учитывая, что речь идет о 146-миллионной стране с многочисленными социально-экономическими проблемами, где акции протеста в совокупности собирают десятки тысяч людей в год. На этом фоне озвученная статистика, не дотягивающая до сотни случаев политического насилия в год, выглядит просто смехотворно.
Во-вторых, зафиксированное «Агорой» снижение активности со стороны неформальных объединений является крайне позитивным трендом. Монополия на насилие принадлежит государству, и об опасности насильственных действий казаков или НОД в последние годы говорили представители абсолютно лоялистских взглядов. Судя по данным правозащитников, эта проблема пресечена государством.
В-третьих, более чем двукратный рост цифр между 2016 и 2017 годами свидетельствует о качественных изменениях, произошедших тогда в российской уличной политике. И действительно: именно тогда произошло перерождение деятельности Навального из традиционно российского формата оппозиционных мероприятий (взрослая интеллигентная публика, участвующая в согласованных акциях) в принципиально новый (буйный молодняк, вплоть до несовершеннолетних детей, приходящий на несогласованные властями мероприятия).
Последствия этого стали вполне закономерными. Произошла маргинализация подобных акций, которые теперь раз за разом выливаются в попытки участвующей молодежи побузить и устроить беспорядки на улицах. Это, в свою очередь, вынуждает правоохранителей принимать меры для недопущения этого – и, что характерно, при горячем одобрении большей части общества, которое видит в действиях участников не политический протест, а опасное хулиганство.
Таким образом, все стороны довольны происходящим. Лидеры оппозиции продолжают капитализацию своей деятельности. Правозащитники видят рост политического насилия, что позволяет им и дальше обличать жестокости авторитарного режима. Для общества действия властей – абсолютно адекватны и весьма гуманны (ни водометов, ни слезоточивого газа, которые так любят в цивилизованном мире). А государство существенно снизило угрозы для себя благодаря маргинализации оппозиционных акций и превращения их в замкнутую на себя активность «мамкиных революционеров», которая дискредитирует протест в глазах и лоялистов, и в оппозиционно настроенной публики.