Российская гибридная война и политика сдерживания в Восточной Европе

(краткое изложение)

Термин "гибридная война" активно циркулирует в западных СМИ с начала 2014 года – со времени триумфального и относительно мирного возвращения Крыма в Россию и начала вооруженного конфликта на Донбассе. Традиционно, впрочем, многочисленными журналистами и экспертами под гибридной войной понимаются исключительно военные действия сил "народных республик" против украинского правительства. Александр Ланожка (Alexander Lanoszka)  – эксперт британского института Chatham House и автор доклада под названием "Российская гибридная война и политика сдерживания в Восточной Европе" ("Russian hybrid warfare and  extended deterrence in eastern Europe") – показывает на примере украинского конфликта, что данное понятие выходит за пределы чисто военных операций, и включает в себя разнообразные способы воздействия на противника.

Доклад опубликован в январе 2016 г. Автор полагает, что традиционное определение гибридной войны, как комбинации действий обычных конвенциональных вооруженных сил и иррегулярных военных формирований для достижения общей политической цели, страдает неточностью. Оно одновременно и слишком узкое, и слишком широкое по смыслу. Слишком широкое, потому что история знает немало войн, подпадающих под такое определение. Слишком узкое, потому что предполагает одновременное или последовательное применение регулярных и нерегулярных частей. Однако при аннексии Крыма, пишет Ланожка, Россия вообще не применяла свои регулярные войска до того, как контроль над полуостровом был обеспечен и судьба его решена.

Размышляя над этими наблюдениями, Ланожка пришел к выводу, что гибридная война является не формой военных действий, а стратегией, ибо подразумевает использование нерегулярных формирований против самых уязвимых мест противника, в то время как обычные вооруженные силы применяются в виде средства устрашения, прямое их участие в конфликте происходит на минимальном уровне. Нерегулярный компонент гибридной войны включает в себя пропаганду, шпионаж, вербовку агентов, диверсии, расстройство правопорядка на территории противника и т.п. Эти мероприятия, вкупе с действиями "пятой колонны", не позволяют государству-жертве опереться на поддержку народа и мобилизовать внутренние ресурсы. Агрессор также может использовать войска без знаков государственной принадлежности, и, на более интенсивном уровне боевых действий – пограничные стычки, которые будут изматывать противника и отвлекать его силы. Гибридная война может иметь все черты партизанской – присутствие небольших мобильных отрядов без тяжелой техники, использование тактики мелких вылазок – однако не все они должны присутствовать обязательно. Главное преимущество для агрессора состоит в том, что он разрушает потенциал противника, не вступая с ним в прямое военное столкновение.

Желание избежать прямого столкновения может иметь несколько причин. Это, во-первых, наличие международных норм. После создания ООН странам стало труднее легитимизировать односторонние территориальные приобретения за счет других государств. Присоединяя Крым, Россия стремилась сделать это так, чтобы показать внутреннее происхождение процесса. Во-вторых, прямое применение силы может вызвать ответные действия коалиции государств-противников. Не признавая своего участия в конфликте, агрессор предупреждает распространение конфликта, в то же время добиваясь своих целей. В-третьих, открытая война может быть непопулярна среди населения, особенно если накладывает определенные трудности на общество. Всё вместе это дает эффект экономии сил - гибридная война позволяет обходить международные нормы и избегать вредных политических последствий внутри страны.

Ланожка определяет четыре необходимых условия для начала гибридной войны:

1)      агрессор должен располагать локальным эскалационным доминированием, то есть способностью угрожать стране-жертве применением превосходящей военной силы;

2)      агрессор должен желать пересмотра сложившегося положения;

3)      страна-жертва должна быть относительно слаба, ее общество должно испытывать недостаток единства, должен присутствовать элемент этнического раскола, который агрессор сможет использовать;

4)      слабая жертва должна иметь этническую или лингвистическую связь со страной-агрессором.

Таким образом, определяется регион, в котором Россия может применить стратегию гибридной войны: наиболее уязвимы страны бывшего СССР. Здесь, в силу близкого знакомства с регионом, Россия имеет тактическое преимущество. Она лучше ориентируется в политических хитросплетениях восточной Европы, в то время как внешние наблюдатели часто склонны к непониманию сложности региона, имеющего богатую историю взаимных исторических обид и претензий. Они могут усматривать признаки этнических конфликтов там, где их нет, и недооценивать важность исторических символов, влияющих на лояльность людей. Кроме того, этническая однородность с частью населения соседних стран дает Кремлю инструменты для разжигания выгодной для него вражды, хотя само по себе это не означает автоматическое возникновение конфликта.

Российское военное строительство вызывает беспокойство прежде всего в странах Прибалтики. Существует серьезный военный дисбаланс между Литвой, Латвией и Эстоний с одной стороны, и Россией с другой, который компенсируется тем, что балтийские страны входят в НАТО. Однако прибалты чувствуют себя уязвимыми, поскольку опасаются, что Россия может начать против них скрытую диверсионную войну, вместо обычной. Пока неясно, может ли НАТО противодействовать таким формам агрессии, пишет Ланожка.

В отношении Прибалтики стратегия Россия нацелена на ослабление готовности НАТО обращаться к собственным инструментам устрашения и сдерживания. Военные методы могут сдерживать некоторые формы агрессии, однако они могут оказаться несостоятельными, если Россия решит посеять здесь семена раздора. Странам Балтии, если они хотят поправить свое уязвимое положение, необходимо политическое решение проблемы большого числа неграждан в Эстонии и Латвии, где 7 и 12 процентов населения соответственно до сих пор не инкорпорированы в общенациональное политическое и социальное пространство, они лишены гражданских прав и важных экономических гарантий. Решение же этого вопроса лежит за пределами компетенций НАТО, предупреждает автор.

Общая особенность стран бывшего СССР – слабость гражданского общества в них. Гражданское общество имеет большое значение, поскольку создает заслон против эксплуатации социальных расколов внешними силами, а гибридная война включает в себя манипулирование существующими социальными проблемами для распространения внутреннего разлада и вражды. Сильное гражданское общество способно дать стране иммунитет против некоторых форм гибридной войны.

Что могут предпринять США и НАТО для сдерживания и для защиты от таких форм агрессии? НАТО имеет общее военное и ядерное превосходство над Россией. Однако, действия России против Украины побудили многих наблюдателей задаться вопросом, обладает ли НАТО эффективными средствами сдерживания России. Многие такие инструменты полагаются на существующую в Европе военную инфраструктуру НАТО. Проблема, однако, в том, что Россия использует гибридную войну именно для того, чтобы уменьшить риск военного конфликта с НАТО, чей военный потенциал больше подходит для ведения конвенциональной или ядерной войны.

Некоторые эксперты предлагают размещать войска в Восточной Европе на постоянной основе, способствовать восточно-европейским членам альянса в модернизации вооруженных сил, в усилении полицейского, пограничного контроля, мер контр-партизанской борьбы. Однако также следует поощрять эти страны к политическому решению, которое лежит за пределами ответственности НАТО, необходимо инкорпорировать этнические меньшинства в общество, в общую систему национальной идентификации.

Тем не менее, большая часть внимания фокусируется на сдерживании Росси на высоких уровнях конфликта, что может подмывать возможности сдерживания при конфликтах низкого уровня. Имея ядерное оружие, обе стороны будут стремиться избегать вовлечения в войну, а это может сделать гибридную войну более привлекательной.  

Балтийские страны остаются подвержены диверсионной тактике России. Скрытые формы нападения позволят агрессору хитрить и действовать исподволь под прикрытием внутренней межэтнической напряженности, что предотвратит применение 5-й статьи устава НАТО. С другой стороны, вероятен непропорциональный военный ответ на угрозу гибридной войны.

Гибридная война это нечто, что сам по себе военный альянс, такой как НАТО, может оказаться не способен сдержать, предупреждает Ланожка.

Гибридная война есть соединение существенной конвенциональной военной силы с тактикой партизанской войны. Агрессор использует гибридную войну для достижения своих политических целей за счет объекта нападения, в то же время сохраняя управляемый конфликт в локальном масштабе. Многие аналитики, сделавшие вывод, что Россия обратилась к гибридной войне по причине своей слабости, оказались неправы. Напротив, стратегия гибридной войны приемлема именно потому, что Россия обладает эскалационным доминированием над соседями, а также в силу лучшего знания местных особенностей.